Прикрываясь лозунгами борьбы с большевизмом и защиты европейской цивилизации, прибалтийские вассалы Гитлера руководствовались исключительно шкурными интересами.
Сказка о благородном маршале
Поклонники финского главнокомандующего Карла Маннергейма любят приписывать своему кумиру спасение Ленинграда. Мол, несмотря на страшное давление Берлина, благородный маршал остановил свою победоносную армию на границе 1939 года, что позволило Жукову перебросить часть войск с Карельского перешейка на южные подступы к городу и остановить немцев.
Ничего общего с реальностью эта святочная история не имеет. Вступив в войну на стороне Германии, финны шли на восток за новыми землями, в чем их главнокомандующий и признавался. «Во время освободительной войны 1918 года я сказал карелам Финляндии и Востока, что не вложу меч в ножны, пока Финляндия и восточная Карелия не будут свободны, – писал Маннергейм в очередном обращении к армии. – Борьба немецких братьев по оружию рядом с нашими солдатами-освободителями на севере еще больше укрепит давнее и прочное боевое братство».
Не менее красноречив оказался будущий президент Финляндии Юхо Паасикиви. Он успел даже составить торжественную речь на взятие Ленинграда, грядущее падение которого, «как и ожидалось, подняло дух каждого финна». Но жизнь поднявшийся, было, дух – изрядно опустила.
Перейдя границу 1939 года, финны смогли занять только железнодорожную станцию Новый Белоостров да деревни Майнила, Симолово и Троицкое. Советские доты Карельского укрепленного района (КаУР) оказались ничуть не хуже линии Маннергейма. Понеся большие потери при попытках прорыва КаУРа, солдаты пяти финских полков стали сотнями отказываться идти в бой, и атаки пришлось прекратить.
Срыву штурма Ленинграда способствовала и ситуация в Карелии, где наступление на Петрозаводск было приостановлено из-за нехватки сил. Взять карельскую столицу финнам удалось, лишь перебросив три дивизии с ленинградского направления, однако захваченного им было мало. Когда немцы уже отступали из-под Москвы, финны продолжали рваться на восток. Лишь наводнение от взорванных 8 декабря 1941 года шлюзов Беломорско-Балтийского канала охладило их боевой пыл, но, как оказалось, ненадолго. В конце марта 1942 года последовали новые атаки под Ленинградом, увенчавшиеся захватом острова Гогланд в Финском заливе. Карельский же укрепрайон снова устоял, и Маннергейму пришлось окончательно перейти к обороне.
Тем не менее, пока Германия имела шансы на победу, финны оставались верными союзниками Гитлера. Однако вскоре грядущий капут стал неизбежен, и несостоявшийся певец взятия Ленинграда Паасикиви побежал к послу СССР в Швеции Александре Коллонтай. Поскольку в Хельсинки очень хотели удержать часть ранее прихваченных земель, переговоры шли туго. Изрядно ускорило их лишь начавшееся 9 июня 1944 года наступление Советской армии, выбившей финнов из Выборга и Петрозаводска. От полного разгрома Финляндию спасли 122-ая пехотная дивизия и 303-ая самоходно-артиллерийская бригада Вермахта, заткнувшие прорванный фронт на Карельском перешейке.
Немало помогло финнам и германское вооружение, которое Гитлер исправно ей поставлял, хотя у самого каждый патрон был на счету. Но стремление немцев, во что бы то ни стало соблюдать союзнические обязательства, обернулось против них самих. Заключив мир с Советским Союзом, благородный Маннергейм невозмутимо атаковал вчерашних «братьев по оружию», бои с которыми на севере Финляндии продлились до 25 апреля 1945 года.
Рабы от любимого фюрера
Не слишком отличившись по части верности союзнику, финны весьма преуспели в области очистки оккупированных территорий от русского населения. Сразу же после захвата Карелии почти все оно – 23984 человека из 86119 жителей оккупированных территорий – было отправлено вымирать в концлагеря. Только в 1942 году от голода и болезней умерло 3536 заключенных. Точное количество умерших в другие годы, казненных и убитых вне лагерей неизвестно до сих пор. Отличились финны и по части уничтожения военнопленных. Из 64188 пленных красноармейцев в плену скончалось 18318 или 28,3 процентов. Для сравнения: из 2377 финских пленных в советских лагерях умерло 404 человека, то есть 17 процентов.
Та же картина наблюдалась и по части репрессий на территории Прибалтики. К началу войны бериевские орлы арестовали в Эстонии, Латвии и Литве 14467 человек и еще 25711 выслали. Изрядную часть арестованных – 2162 человека – составляли уголовники. Хватало среди репрессированных и проституток, а еще больше имелось лиц, связанных с германской разведкой. Последних в одной только Латвии, по данным самих немцев, попалось свыше 5 тысяч.
На фоне прибалтийских карателей бериевцы смотрятся жалкими гуманистами. За время оккупации на территории Литвы, Латвии и Эстонии было уничтожено свыше миллиона советских военнопленных, не успевших сбежать евреев и гражданских лиц, заподозренных в нелояльности к Гитлеру. Большую часть их перебили прибалтийские эсэсовцы и личный состав 25 литовских, 68 латышских и 62 эстонских полицейских батальонов. Всего немецкую форму за время войны надело 290 тысяч прибалтов, тогда как подпольщикам счет шел на считанные сотни. По данным Центрального штаба партизанского движения, к 1 января 1944 года в Прибалтике погибло 275 партизан против 8327 в Белоруссии, хотя народу там жило лишь на четверть больше.
Зато полицаев в Прибалтике набралось вчетверо больше, чем среди белорусов, и немцы десятками тысяч отправляли их на другие оккупированные территории. Под Ленинградом, Новгородом и Псковом действовало 14 батальонов, в Белоруссии и на Украине – 20, 2-й литовский батальон особо отличился при уничтожении варшавского гетто, а 36-й эстонский дошел аж до берегов Дона, где и нашел свой конец.
Зверства прибалтийских зондеркоманд порой ужасали даже других пособников немцев. «В районе деревни Кобыльники в одной из ложбин мы видели около трех тысяч тел расстрелянных крестьян, преимущественно женщин и детей. Уцелевшие жители рассказывали, что расстрелами занимались «люди, понимавшие по-русски, носившие черепа на фуражках и красно-бело-красные флажки на левом рукаве» – латышские СС… – докладывал поручик власовской армии Балтиньш, сам латыш по национальности. – На такие же факты пришлось натолкнуться и в бывшей Псковской губернии со стороны эстонских СС».
Российские и белорусские деревни прибалтийские полицаи сжигали с особым рвением – ведь немецкое начальство обещало после победы выдать самым старательным земельные участки на освободившейся территории. А пока деловые прибалтийские мужички плату за карательные подвиги сыновей с удовольствием брали рабами. Каждый лояльный Рейху хуторянин мог получить из концлагеря несколько заключенных. После войны, вопреки действовавшему законодательству, прибалтийских куркулей практически не преследовали за использование рабского труда. Иначе пришлось бы сажать почти всех.
(Продолжение следует)
Сказка о благородном маршале
Поклонники финского главнокомандующего Карла Маннергейма любят приписывать своему кумиру спасение Ленинграда. Мол, несмотря на страшное давление Берлина, благородный маршал остановил свою победоносную армию на границе 1939 года, что позволило Жукову перебросить часть войск с Карельского перешейка на южные подступы к городу и остановить немцев.
Ничего общего с реальностью эта святочная история не имеет. Вступив в войну на стороне Германии, финны шли на восток за новыми землями, в чем их главнокомандующий и признавался. «Во время освободительной войны 1918 года я сказал карелам Финляндии и Востока, что не вложу меч в ножны, пока Финляндия и восточная Карелия не будут свободны, – писал Маннергейм в очередном обращении к армии. – Борьба немецких братьев по оружию рядом с нашими солдатами-освободителями на севере еще больше укрепит давнее и прочное боевое братство».
Не менее красноречив оказался будущий президент Финляндии Юхо Паасикиви. Он успел даже составить торжественную речь на взятие Ленинграда, грядущее падение которого, «как и ожидалось, подняло дух каждого финна». Но жизнь поднявшийся, было, дух – изрядно опустила.
Перейдя границу 1939 года, финны смогли занять только железнодорожную станцию Новый Белоостров да деревни Майнила, Симолово и Троицкое. Советские доты Карельского укрепленного района (КаУР) оказались ничуть не хуже линии Маннергейма. Понеся большие потери при попытках прорыва КаУРа, солдаты пяти финских полков стали сотнями отказываться идти в бой, и атаки пришлось прекратить.
Срыву штурма Ленинграда способствовала и ситуация в Карелии, где наступление на Петрозаводск было приостановлено из-за нехватки сил. Взять карельскую столицу финнам удалось, лишь перебросив три дивизии с ленинградского направления, однако захваченного им было мало. Когда немцы уже отступали из-под Москвы, финны продолжали рваться на восток. Лишь наводнение от взорванных 8 декабря 1941 года шлюзов Беломорско-Балтийского канала охладило их боевой пыл, но, как оказалось, ненадолго. В конце марта 1942 года последовали новые атаки под Ленинградом, увенчавшиеся захватом острова Гогланд в Финском заливе. Карельский же укрепрайон снова устоял, и Маннергейму пришлось окончательно перейти к обороне.
Тем не менее, пока Германия имела шансы на победу, финны оставались верными союзниками Гитлера. Однако вскоре грядущий капут стал неизбежен, и несостоявшийся певец взятия Ленинграда Паасикиви побежал к послу СССР в Швеции Александре Коллонтай. Поскольку в Хельсинки очень хотели удержать часть ранее прихваченных земель, переговоры шли туго. Изрядно ускорило их лишь начавшееся 9 июня 1944 года наступление Советской армии, выбившей финнов из Выборга и Петрозаводска. От полного разгрома Финляндию спасли 122-ая пехотная дивизия и 303-ая самоходно-артиллерийская бригада Вермахта, заткнувшие прорванный фронт на Карельском перешейке.
Немало помогло финнам и германское вооружение, которое Гитлер исправно ей поставлял, хотя у самого каждый патрон был на счету. Но стремление немцев, во что бы то ни стало соблюдать союзнические обязательства, обернулось против них самих. Заключив мир с Советским Союзом, благородный Маннергейм невозмутимо атаковал вчерашних «братьев по оружию», бои с которыми на севере Финляндии продлились до 25 апреля 1945 года.
Рабы от любимого фюрера
Не слишком отличившись по части верности союзнику, финны весьма преуспели в области очистки оккупированных территорий от русского населения. Сразу же после захвата Карелии почти все оно – 23984 человека из 86119 жителей оккупированных территорий – было отправлено вымирать в концлагеря. Только в 1942 году от голода и болезней умерло 3536 заключенных. Точное количество умерших в другие годы, казненных и убитых вне лагерей неизвестно до сих пор. Отличились финны и по части уничтожения военнопленных. Из 64188 пленных красноармейцев в плену скончалось 18318 или 28,3 процентов. Для сравнения: из 2377 финских пленных в советских лагерях умерло 404 человека, то есть 17 процентов.
Та же картина наблюдалась и по части репрессий на территории Прибалтики. К началу войны бериевские орлы арестовали в Эстонии, Латвии и Литве 14467 человек и еще 25711 выслали. Изрядную часть арестованных – 2162 человека – составляли уголовники. Хватало среди репрессированных и проституток, а еще больше имелось лиц, связанных с германской разведкой. Последних в одной только Латвии, по данным самих немцев, попалось свыше 5 тысяч.
На фоне прибалтийских карателей бериевцы смотрятся жалкими гуманистами. За время оккупации на территории Литвы, Латвии и Эстонии было уничтожено свыше миллиона советских военнопленных, не успевших сбежать евреев и гражданских лиц, заподозренных в нелояльности к Гитлеру. Большую часть их перебили прибалтийские эсэсовцы и личный состав 25 литовских, 68 латышских и 62 эстонских полицейских батальонов. Всего немецкую форму за время войны надело 290 тысяч прибалтов, тогда как подпольщикам счет шел на считанные сотни. По данным Центрального штаба партизанского движения, к 1 января 1944 года в Прибалтике погибло 275 партизан против 8327 в Белоруссии, хотя народу там жило лишь на четверть больше.
Зато полицаев в Прибалтике набралось вчетверо больше, чем среди белорусов, и немцы десятками тысяч отправляли их на другие оккупированные территории. Под Ленинградом, Новгородом и Псковом действовало 14 батальонов, в Белоруссии и на Украине – 20, 2-й литовский батальон особо отличился при уничтожении варшавского гетто, а 36-й эстонский дошел аж до берегов Дона, где и нашел свой конец.
Зверства прибалтийских зондеркоманд порой ужасали даже других пособников немцев. «В районе деревни Кобыльники в одной из ложбин мы видели около трех тысяч тел расстрелянных крестьян, преимущественно женщин и детей. Уцелевшие жители рассказывали, что расстрелами занимались «люди, понимавшие по-русски, носившие черепа на фуражках и красно-бело-красные флажки на левом рукаве» – латышские СС… – докладывал поручик власовской армии Балтиньш, сам латыш по национальности. – На такие же факты пришлось натолкнуться и в бывшей Псковской губернии со стороны эстонских СС».
Российские и белорусские деревни прибалтийские полицаи сжигали с особым рвением – ведь немецкое начальство обещало после победы выдать самым старательным земельные участки на освободившейся территории. А пока деловые прибалтийские мужички плату за карательные подвиги сыновей с удовольствием брали рабами. Каждый лояльный Рейху хуторянин мог получить из концлагеря несколько заключенных. После войны, вопреки действовавшему законодательству, прибалтийских куркулей практически не преследовали за использование рабского труда. Иначе пришлось бы сажать почти всех.
(Продолжение следует)
-
-
07.06.2007 в 20:06Сразу же после захвата Карелии почти все оно – 23984 человека из 86119
-
-
08.06.2007 в 22:06